24 февраля 2022 года учитель биологии Сергей Лопатин вышел к Министерству обороны в Москве с плакатом: “Меня в детстве учили: лишь бы не было войны. Теперь – учитель я. И я не знаю, что сказать ученикам, когда войну развязала наша страна”. Учитель начал принимать участие в антивоенных акциях, продолжая работать в школе. Он успел подготовить своих учеников к олимпиаде – дети победили во всероссийском Турнире юных биологов. После очередного антивоенного митинга педагога снова задержали. Биолог отсидел в спецприемнике две недели, вышел оттуда с повесткой и был вынужден срочно эмигрировать. Он начал проводить публичные лекции о нейробиологии, в частности биологии войны. Создал YouTube-канал и телеграм-канал “Мозг ведёт”. В апреле 2024 года на него завели уголовное дело по статье “Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании ВС РФ”. О своем сопротивлении войне Сергей Лопатин рассказал Радио Свобода.
– За что на вас возбудили уголовное дело?
– Спустя два года после публикации в моих социальных сетях поста о Буче на меня возбудили дело по статье “о фейках”. Когда стало известно о резне в Буче, я написал большой и, как мне кажется, довольно аккуратный пост. Он был не криком возмущения "как этот ад возможен!", а попыткой разобраться, что могло подтолкнуть людей, в общем-то, таких же, как я, к ужасающему насилию.
Я как нейробиолог довольно много читал книг и научных статей, в том числе о биологии агрессии. Насилие – это не специфически российская история. Любые люди способны на жестокие вещи в определенных ситуациях. Меня поразило, насколько история в Буче, с одной стороны, ужасающая, а с другой стороны, насколько ее сформировал не специально обученный спецназ, а, в общем-то, рядовые солдаты и обычные офицеры. Поэтому я написал этот пост с прицелом проанализировать в большей степени собственное поведение, чем действия других людей. Меня удивляет, что в этом уголовном деле меня обвиняют в фейках по мотивам ненависти. Ненависти в этом посте не было, даже если они считают Бучу фейком.
– Вас жестокие преступления российских военных в Буче, многие из которых расследованы и доказаны, не поразили?
Мы все социальные приматы – нам сложно идти против нашего окружения
– Я не могу сказать, что поведение российских военных в Буче меня не поразило. Такие поступки поражают, ужасают и травмируют всегда. Им нет никаких оправданий. Подобные проявления геноцида не являются чем-то новым с биологической точки зрения. Сразу несколько мотивов соединяются в головах людей, которые творят такие зверства. Первое – то, что называют “перенаправленной паникой”, когда люди оказываются в ситуации войны в незнакомом месте в непонятной ситуации, где находятся какие-то, по словам российской пропаганды, нацисты. Столкнувшись в этот момент с мирной жизнью, мозг испытывает когнитивный диссонанс и тяжело его переносит. Я не уверен, что на месте мобилизованных я не был бы способен на такие зверства в ситуации, если бы меня убедили, что кругом нацисты, а мое командование требовало бы их убить. В этой ситуации пойти против социального окружения еще сложнее, чем в мирной жизни. Мы все социальные приматы – нам сложно идти против нашего окружения. В ситуации войны и резкой смены парадигмы жизни это, наверное, невозможно. Я это говорю не для того, чтобы пожалеть преступников. Но те, кто совершают преступления, – это не обязательно больные люди, извращенцы и садисты. Очень может быть, что многие из них – обычные люди, оказавшиеся в ужасающих обстоятельствах.
– Зачем обществу в целом понимать людей, устроивших резню в Буче, убивающих украинцев на их же территории?
Попытка понять – это не оправдание. Это действие нужно для предотвращения насилия
– Мое сочувствие и порыв эмпатии обращен к украинцам. Самое большое, что я могу делать в этой ситуации, – это пытаться ставить себя на место убийц и стремиться понять, каким образом эволюционная биология может приводить людей к совершению ужасающих поступков. Не только для того, чтобы наказать преступников. Они, безусловно, заслуживают наказания. Нам нужно это понимать для изменения структуры армии так, чтобы военные не оказывались в ситуациях, когда всё окружение действует единым образом в стрессовой обстановке. В ситуации, в которой часто находятся военные, они не в состоянии даже отдавать себе отчета в своих действиях – о сохранении самоконтроля обычно даже нет и речи. Это знание позволяет нам отлавливать импульсы жестокости в себе на индивидуальном уровне и распространять научное знание среди масс, чтобы повышать уровень осознанности людей в целом. Если мы не будем изучать насильников, то мы ничего не поймем о природе насилия. И не узнаем, как его предотвратить. Поэтому так важно найти силы поставить себя на место насильника и разговаривать о насилии не только с позиции жертвы, но и с точки зрения насильника. Попытка понять – это не оправдание. Это действие нужно для предотвращения насилия. В том числе необходимо изучать влияние сложных стрессовых факторов, пережитых человеком на разных этапах жизни, на агрессивное поведение человека. Стрессы, которые переживают дети в раннем возрасте, влияют на их поведение во взрослом возрасте, в том числе генетически обусловленное. Сравнительная зоология проводит исследование агрессивного поведения разных видов. Спланированная проактивная человеческая агрессия, например, когда военные планируют наступление на территорию другого государства, очень часто совпадает с точки зрения нейронных цепей, которые ее осуществляют, с нейронными цепями пищевого поведения. Такого безэмоционального инструментального поведения хищника. Сейчас изучают механизмы человеческих войн на примере войн приматов. Нельзя в полной мере сравнивать войны людей и шимпанзе, но какие-то выводы, наблюдая за поведением приматов, которые оказались на территории других приматов, можно сделать.
То есть сравнительная биология помогает понимать поведение воюющих людей. Другое направление в биологии, полезное для понимания и предотвращения войн, – это биология примирения. Недавно умерший нидерландский приматолог Франс де Вааль много времени уделил биологии примирения – тому, как разные животные выходят из конфликтов через демонстрацию того, что не желают эскалировать конфликт, несмотря на агрессию. Многие животные умеют не только конфликтовать, но и примиряться друг с другом. Особенно интересно для изучения то, что животным мешает перейти к примирительному поведению. Например, высокий статус в иерархии. В случае конфликта между, например, самцами на разных ступенях иерархии альфа-самки этого вида могут позволить себе их примирять. То есть животные, имеющие высокий статус в группе, могут позволить себе примирять своих сородичей, когда они сами этого сделать не в состоянии. Шимпанзе умеют создавать сложные коалиции и для того, чтобы доминировать, и для того, чтобы примирять конфликтующие стороны. То, как это работает у нас и у приматов, и с точки зрения внешнего проявления и с точки зрения нейронных цепей, дает нам надежду если не на рецепты, то на новые углы зрения, которые позволят людям чуть спокойнее относиться к иерархиям и разумнее распределять отношения внутри этих иерархий. Изучение конфликтующего и примиряющего поведения приматов, которое в более примитивном варианте очень похоже на поведение человека, позволяет нам в большей степени понимать, что происходит в голове у воюющих людей. Конечно, нельзя в полной мере сравнивать президента и альфа-самца шимпанзе. Наша эволюция шла не всегда так поступательно, а преемственность у шимпанзе не такая гладкая, как было бы удобно для интерпретации.
– Что помогает примирению с точки зрения нейробиологии?
– Главное, что способствует примирению, – это эмпатия. Но большое лукавство считать, что эмпатия ( то есть способность человека поставить себя на место другого, почувствовать его боль как свою и благодаря этому поменять свое поведение) всегда эффективна. Сочувствие жертве может привести к неспособности влиять на ситуацию. Если эмпат сочувствует жертве, то ему становится так же плохо, как жертве. И это, в конце концов, приведет к необходимости спасать себя, а не жертву. Приходится сначала надевать маску на себя, а потом на ребенка. Умеренные эгоисты – люди, которые привыкли думать о себе в первую очередь, – под воздействием эмпатии могут начать эффективнее помогать.
– Вы говорите, что для человека естественно действовать как большинство. Вы после начала войны против Украины выходили на акции протеста. Почему вы и другие люди с антивоенной позицией стали исключением из правил?
Я заранее принял решение, что, если начнется война, я выйду на улицу Москвы с плакатом
– Мне помогли красные линии, давно прочерченные в моем сознании, за которые я не мог перейти. И я не был одинок в своих взглядах. Многие мои знакомые разными способами выразили свой протест против войны. Они участвовали в митингах, писали посты и просто об этом говорили. Это не было действием на эмоциях. Я заранее принял решение, что, если начнется война, я выйду на улицу Москвы с плакатом против этого. Я понял, что войны не удастся избежать, во время трансляции заседания Совета безопасности. Утром я взял плакат и пошел к зданию Министерства обороны в Москве. После начала войны я испытал такое количество стресса и эмпатии, что не смог бы спланировать акцию протеста. Мне было важно выйти на акции протеста, чтобы вдохновить других людей. Очень сложно придерживаться отличной от большинства позиции. Это похоже на классический психологический эксперимент психолога, исследователя конформности Соломона Аша. Испытуемого помещали в группу из других испытуемых – на самом деле актеров – и предлагали определить, какая палочка длиннее. Если он оказывался единственным человеком в группе, который говорил правильный ответ – все остальные по предварительной договоренности утверждали обратное, – то испытуемый примыкал к мнению большинства. Но если хоть кто-то в группе был согласен с мнением испытуемого, то он, получив хоть малейшую возможность зацепиться за шанс, что его взгляд правильный, начинал стоять на своем и верном мнении. Само наличие хоть кого-то, чье мнение совпадает с правильным, – это очень важный инструмент. Поэтому мне всегда было важно и сейчас важно высказываться публично. Я не думаю, что мое высказывание повлияет на глобальную картину, но оно повлияет на мое ближайшее окружение и поможет им чувствовать себя не единственными россиянами, которые против войны.
– Я вспоминаю Стэнфордский эксперимент Филиппа Зимбардо и эксперименты социального психолога Стэнли Милгрэма. Они показали, что люди легко под влиянием конформизма совершают жестокие поступки. По вашему мнению, меняется следование конформизму со временем, с развитием цивилизации?
Сложная культура требует высокой доли конформизма
– Я могу уверенно ответить: не меняется и меняться не будет. В ходе антропогенеза как минимум последние 2,5 млн лет люди становились всё более конформными. Вся наша культура, которая смогла достичь таких невероятных высот, стала возможной, потому что мы повторяем, иногда бездумно, действия за социальным окружением. Сложная культура требует высокой доли конформизма. Невозможно отменить такую устойчивую поведенческую тенденцию. Разговоры, которые идут несколько десятков лет, о том, что конформизм – это не всегда хорошо, не могут оказать хоть какое-то влияние на эволюцию человека.
– Вы вышли к Министерству обороны в Москве со словами о войне и ваших учениках. Разговаривали ли вы с ними о войне против Украины?
– Я не разговаривал с учениками на тему войны, потому что это было бы некорректным. Но мне было важно не скрывать свою позицию. В моих социальных сетях они могли увидеть мою аватарку против войны и антивоенные посты.
– Как вы жили в России после начала войны против Украины?
– Я ходил на антивоенные митинги, меня задерживали и штрафовали. Когда случилась мобилизация, я снова пошел на антивоенный митинг, нас задержали, посадили в спецприемник и после освобождения выдали нам повестки. С учетом невозможности избежать службы в армии, двух задержаний на антивоенных митингах я принял решение эмигрировать. В октябре 2022 года после выхода из спецприемника я покинул мою страну. Я не хотел уезжать из России. Мне было важно, чтобы в школах, где я работал, оставался бы какой-то человек, который не молчит (пусть не в рамках школьной деятельности) и показывает иную точку зрения, помогая с психологической точки зрения преодолевать происходящий кошмар несогласным с войной.
– Почему вы выбрали работу в школе?
– Мне всегда нравилось объяснять сложные вещи простыми словами. Самый классный момент преподавания, когда заранее выстраиваешь такую логическую конструкцию, которая, с одной стороны, интересна и красива сама по себе, а с другой стороны, она полезна ученикам и мне самому. Возможность продумать сюжет – это очень дорогого стоит. Моей задачей было показать школьникам корни самых обычных вещей, которые они видят в своем поведении и в действиях своего окружения.
Не люди существуют для стран, а страны существуют для людей. Потому что люди – это всегда самое важное
– Что бы вы могли бы посоветовать учителям с антивоенными взглядами, которые остались в России и вынуждены проводить “Разговоры о важном”?
– Я уже полтора года не преподавал в России, и мне сложно судить, насколько изменилось давление на учителей. Мне очень сложно что-либо советовать, но я попробую.
Я не могу посоветовать учителям прямо высказываться против войны. Я знаю, как устроена современная российская школа. За слова против войны на учителей, скорее всего, донесут. Но в рамках "уроков о важном" можно использовать неагрессивную риторику и давать детям возможность дискутировать. Урок можно строить как дискуссию, а не как преподнесение всем известных истин. Во время обсуждения сложных дискуссионных политических тем учитель может демонстрировать не авторитарную модель преподавания, а плюрализм мнений. Это один из немногих способов превратить "Разговоры о важном" во что-то действительно полезное.
– Почему вы после эмиграции начали вести свой YouTube-канал о нейробиологии?
– Я уехал из России и не смог работать в школе. Ученики как аудитория из моей жизни исчезли. Мне нужно было найти свою аудиторию. Кроме того, я решил, что такая информация будет полезна в сегодняшних обстоятельствах. На канале “Мозг ведёт” я рассказываю и о биологии войны, и о биологии стресса, и в целом о том, как устроено поведение человека. Сейчас мы все находимся в максимально ненормальных обстоятельствах. И важно понимать, как мозг справляется с такими ситуациями. Я рассказываю, что происходит с людьми во время таких испытаний, и, возможно, кому-то от этого понимания станет легче. Я, конечно, не считаю, что могу глобально повлиять на ситуацию. Но отдельным людям мои лекции и видео помогут справиться со стрессом, изменить свое отношение к войне или просто удовлетворить свое любопытство. Не люди существуют для стран, а страны существуют для людей. Потому что люди – это всегда самое важное.
